Город Арзмас, как и многие в Поволжье, возник во времена царствования Ивана Грозного как форпост Русского государства. В 1670 году здесь произошла страшная трагедия – не знаю, что с ней может по меркам Древней ещё Руси сравниться. В Арзамасе были остановлены многочисленный отряды под предводительством Степана Разина, здесь сожгли в срубе Алену Арзамасскую и казнили 11 тысяч (едва ли меньше, чем местных жителей) повстанцев. Вешали три месяца. Не знаю, как пережил город это потрясение, но с середины 18 века начался экономический подъем, который прекратился, как мы поняли, уже в 20 веке – уж очень удачное, средеземнорусское у города было месторасположение.

Крепким середнячком держался город на всем протяжении своей истории, лишенный губернский амбиций и знающий себе цену таким, похоже, и остался.

И в начале 19-го века ходил этаким франтом в модном сюртуке, высоких сапогах, цилиндре, с удовольствием посматривая на деревянные классические колонны, на строящийся учеником Воронихина Воскресенский собор.

(Кстати, Пушкин-то как раз в Арзамасе, скорее всего, не бывал, по крайней мере, ученые этого так и не решили).

К середине 19-го века главная площадь города не стыдно какому-нибудь иностранцу показать, а что, не хуже столичной!

Даже сейчас она производит впечатление абсолютно живого "организма".

Соборная площадь удивляет ещё своими размерами – если б не парк по центру, здесь можно было бы проводить военные парады! Очень хорош ресторан «Тройка» - традиции образцового уездного города здесь чтут: кормят и вкусно, и весело, и совсем недорого (до 16 часов). Никогда не был Арзамас захолустьем, но и провинциальные прелести имели здесь свое место.

«Городок наш Арзамас был тихий, весь в садах, огороженных ветхими заборами. В тех садах росло великое множество "родительской вишни", яблок-скороспелок, терновника и красных пионов. Сады, примыкая один к другому, образовывали оплошные зеленые массивы, неугомонно звеневшие пересвистами синиц, щеглов, снегирей и малиновок».

Если что и любил Аркадий Петрович Голиков в жизни, кроме советской власти, – так это городок свой Арзамас, и не зря.

Один из самых крепких провинциальных городов, какие мне довелось видеть: не почувствовали мы здесь ни депрессивности общероссийской, ни упадка, ни разрушительной поступи Советской власти. Даже массивы зеленые как-то сохранились (по крайней мере, в центральной части города есть кварталы, в которые не попасть с улицы, только, как мы поняли, дворами, и своим). Может быть, полусекретное положение города так законсервировало его внешний вид, как колпаком стеклянным накрыла, но мы бы, честное слово, не удивились, если б из-за поворота вырулила лихая кибитка, а на Верхнем торге продавали бы сбитень с кренделями.

"Тихий и патриархальный был у нас городок. Под праздники, особенно в пасху, когда колокола всех тридцати церквей начинали трезвонить, над городом поднимался гул, хорошо слышный в деревеньках, раскинутых на двадцать километров в окружности.

Благовещенский колокол заглушал все остальные. Колокол Спасского монастыря был надтреснут и поэтому рявкал отрывистым дребезжащим басом. Тоненькие подголоски Никольской обители звенели высокими, звонкими переливами. Этим трем запевалам вторили прочие колокольни, и даже невзрачная церковь маленькой тюрьмы, приткнувшейся к краю города, присоединялась к общему нестройному хору».

Не все церкви привели в надлежащий вид, но видно, что процесс идет, и в конце концов отреставрируют все. Однако, к сожалению, не все восстановительные работы ведутся так, как хотелось бы. Увы, Церковь Благовещения Пресвятой Богородицы разве что близка к оригиналу, ,

остается надеяться, что Спасо-Преображенский собор будет отреставрирован корректнее.

Не кто-нибудь, а сам Константин Тон проектировал церковь Рождества Христова – то-то нам формы знакомыми показались.

Оставили храм позади, поднимаемся по милейшей и тишайшей улице Космонавтов (по-моему) и натыкаемся на Нарышкинское барокко. Вот это да, это не Тон и не Коринфский, это настоящий 18 век (1746 год)!

Там музей – очень приятный, с хорошей коллекцией, но весь всполошенный перед ожидаемым переездом в дом на Соборной площади: Ильинскую церковь будут реставрировать, достраивать, приводить в надлежащий вид.

Близость таких важных православных центров, как Саров и Дивеево, обеспечили ему славу «перевалочной базы» для паломнических путей и одного из самых «православных» городов России. Кстати, эта функция сохранилась у Арзамаса и поныне.

«Город был похож на монастырь: стояло в нем около тридцати церквей да четыре монашеских обители. Много у нас в городе было чудотворных святых икон. Пожалуй, даже чудотворных больше, чем простых. Но чудес в самом Арзамасе происходило почему-то мало. Вероятно, потому, что в шестидесяти километрах находилась знаменитая Саровская пустынь с преподобными угодниками, и эти угодники переманивали все чудеса к своему месту. Только и было слышно: то в Сарове слепой прозрел, то хромой заходил, то горбатый выпрямился, а возле наших икон - ничего похожего».

Удивительно эффектно смотрятся «верхние» храмы с нижних частей города, замечательны виды, открывающиеся сверху на пойму реки Теши, на храм иконы Смоленской Божьей Матери в селе Выездное!

В церкви иконы Божьей Матери «Живоносный источник»

мы увидели знаменитый деревянный чудотворный образ (фото с официального сайта епархии) – всегда образ Николы Можайского производит на меня сильное впечатление, но этот как-то особенно.

Арзамас – родина патриарха Сергия Старогородского, и ему обещают установить здесь памятник.

Ещё в Арзамасе в первой половине 19 века была открыта школа живописи, что-то вроде провинциальной Академии Художеств – это единственное в своем роде заведение. Советская власть как-то очень корректно обошлась с городом, ничего толком не разрушив (сравнительно с другими городами, коим повезло меньше).

И памятники Советского и постсоветского времени не лишены оригинальности (крем-брюле «тройка» в парке). Хороший мемориал воинам, погибшим в последних войнах.

В целом, городов такой сохранности и такого обаяния в нашей стране не так уж и много - всячески рекомендую съездить!

Конечно, оказавшись в Арзамасе, мы не могли не съездить в Дивеево, Серафимо-Дивеевский Троицкий монастырь – где-то час с небольшим на автобусе. Сразу скажу, что это очень сложное место, и чувства во мне пробудились неоднозначные, хоть ко многому мы и были готовы. Внешний блеск «твердыни православия», конечно, впечатляет, плотная религиозная атмосфера действует на воображение, подчиняет мысли и чувства безусловно.

Есть некоторое напряжение, возникающее от соприкосновения с не-родным, пространством, живущим по своим, строгим и даже суровым, законам. Удивила и не порадовала меня сцена, которую я наблюдала в храме: к церковной лавке стоит небольшая очередь. Перед глазами, на стеклянной стене – ценники, деньги на требы. Пожилая женщина передо мною просит насельницу в лавке понизить цену на какую-то требу (невольно хочется сказать «услугу»). Просит тихо, даже я не различаю шепота, да и не вслушиваюсь. Вдруг продавец, эта самая насельница, повышает голос и громко, во всеуслышанье начинает выговаривать бедной женщине примерно так: «Как вы себя ведете в храме? Что вы себе такое позволяете, и это в церкви! Как же вы в миру-то живете, и каково людям с вами приходится!» Дрожащими руками та отсчитывает положенные деньги и отходит. Честное слово, если бы это было моё пространство, я вступилась бы не раздумывая. Остановило меня только то, что вмешательство моё никого бы не порадовало. Уф. Вышла. Надо сказать, что у канавки Серафима Саровского отпустило, скверные чувства ушли, пришли другие, другого порядка. Но и всё равно воспоминания о Дивеево у меня сейчас сложные, в одну линию они не выстраиваются.